Заветный образ из чьей-то другой жизни: в их доме всегда звучала музыка. Она питала их, и они жили музыкой...
Тогда, в 83 году, в пятом корпусе общежития МИФИ, музыка тоже звучала всегда.
Корпус был преимущественно мужским, но – зато (или на удачу) - там был свой, настоящий музыкально-театральный клуб, и совсем рядом, в соседнем дворе - кубы музыкальных пространств ДК «Москворечье».
Вот несколько попыток ухватить в калейдоскопе воспоминаний о той жизни хотя бы часть того, что так увлекало в те пять с половиной лет, как я шел к своей музыке и первой системе.
Начало студенческой жизни было уж слишком спокойным, почти коридорно-казарменным - как вдруг, среди сентябрьской ночи - распахнуты все двери – и возвращается 5 курс с картошки (просто жизнь без них, оказывается, не начиналась). В конце коридора – уже полумрак сцены, мерцают огоньки сигарет. Откуда льется музыка - не разобрать, но она везде, и это пинк флойд (таким было первое знакомство), и в синеве коридора звук еще долго гуляет, отражаясь от голых стен, заходя в каждую комнату, и посвящает нас – ошеломленных нахлынувшем – в масштабный мир абстракций, первых дней линейной алгебры и грядущего коллоквиума по матанализу.
Сразу потом пришло много новой, неслыханной музыки - снейк, дип перпл, смоки. Английского тогда скорее не знал – да потом и долго еще (чему же удивляться?), и названия групп воспринимались сначала только зрительно, в транскрипции написания, преломленной через музыкальную интуицию. Позже, необычным было ощущение столкновения в сознании созданных многомерных образов и простых смыслов переведенных названий-слов.
В комнате моя кровать стояла у окна, у створки, которая открывалась, и на стекле хорошо было заметно процарапанное: здесь жил Кот. Однажды, в один из клубных субботних праздников – а кордон устраивали уже на входе в общежитие, и до самого клуба, в подвал, было уже не прорваться – в окно нашего второго этажа постучали. Привет, - это был тот самый Кот. Так к нам стали приходить, бывало и задерживаясь на чай, носители на тот момент уже уходящей клубной жизни, с редким концертами Аквариума и Кино - и уже позже нам даже могли доверить подежурить на входе, проверяя билеты, чтобы лишь изредка уловить отзвуки запретной жизни, когда приглашенные заходили-выходили из зала.
По воскресеньям взрослый народ уезжал на Толпу за винилом. Мы же - пока еще с совсем нелишними сорока рублями - оставались в ожидании будоражащих рассказов о ком-то «повязанном», о том, как удалось с наваром свести двух страждущих (но несведующих), и как затем из тех нескольких шальных пятерок вдруг возникает - о чудо - нулёвый дип пёрпл.
Таинство вскрытия для посвященных - и тут же сразу, параллельно с первым прослушиванием, начинались перезаписи на ленту для соседей-партнеров по бизнесу (часто, конечно, приходилось скидываться ради духа музыкальной свободы!).
И я знал комнаты, где сутками на пролет записывали горы пластинок с Корветов и Электроник на катушечные Маяки и Олимпы (все с набором нулей впереди номера - 003, 4 или 5). Тогда, почему-то, для меня не было радостнее группы, чем Виллдж Пипл (может потому, что я сам был из виллиджа, и каждый раз привозил несколько некондиционных, и потому сильно уцененных, переславских бобин).
В обычный день проникнуть в Клуб оказалось легко – вход хотя и был перегорожен решетчатыми воротами, но цепочка была просто накинута, без замка. Дверей всего три - и в первой же – диджейской - узкой, снова с голыми окрашенными стенами, за учебным столом, в длину не более полутора метров, сидел некто и слушал расставленные по углам на столе две 35-х АС - он слушал модерн токинг, замерев, почти вибрирующий и подвешенный в тугом басе в полуметре от ушей … Таков же был и драйв десятков дискотек, позволивший нам быстрее пройти эволюционный путь, не задержавшись на барабанных битах …
В том дискозале, зале-святилище, на высоте полутора метров, по всему периметру были подвешены штук 50 различных вариаций 35-х АС – и из тех ярких воспоминаний – это когда уже устраивали прослушивание Высоцкого, наверное, с лучших и единственных оригинальных лент – в закрытом прямоугольном пространстве мы ощущали баритон такой плотности, что в его голографичной структуре уже зримо прорисовывались звуком же нарисованные перехваты гитары, и нервное дыхание и дым сигареты …
Конечно, первые 3 курса отвлечься было сложно.
И все это время, качественная лента и винил взращивали мой интерес.
Вскоре настало время решиться и мне – тогда уже бурно шел процесс самовоспитания-саморазвития. Были среди нас те, кто мог выстоять ночь на распродаже театральных билетов, натурально «отжимая» по две пары в руки - мы же за билеты работали на ремонте старого здания Таганки. Впереди были еще лекции-квартирники по живописи на генеральской квартире (там же, на Таганке - подружились с Москвой), но для классической музыки прорывом, конечно, могла стать только своя система.
Подвиг ли – скопить студенту 150, и столько же занять (при стипендии в 55)? - но это было первое свое, частное, осознано необходимое на годы вперед – и я знал, что система отдаст в десятки раз больше.
Подошел к покупке, скорее, консервативно, и технически, возможно, слишком сдержанно, но Вега 108 стала необходимым инструментом, сразу помноженным на музыкальные открытия – каждый раз все воспринималось как бросок в пространство, зимой, против леденящего ветра вдоль Ленинского, с долгим выбором-стоянием около очередных новых 3-4 пластинок, чтобы потом целый месяц вслушиваться в их бесконечные миры.
Первые полгода, наверное, это были всего лишь три, главные пластинки, научившие понимать, открывшие тайное, и так пропустившие в мир классики, вперед на следующие 10-20 лет нового опыта и переживаний. Тем преодолением были скрипичные сонаты Баха и Времена года Вивальди.
А дальше – абонементы в зал Чайковского, на годы, два раза в неделю.
Наверное, тогда, я нашел удачное расположение акустики – по углам комнаты, на высоте, может, метров полутора – и, когда слушал, источник музыки находился уже выше тебя, и музыка накрывала тебя с головой. Тогда это была для меня чудо-система, открывавшая дверь в атмосферу и дыхание зала, иногда камерно приглушенные, или концертно-оживленные.
...
2010-е. Новые времена. К нам давно уже пришли большие настоящие системы - но главное - я уверен, что никогда не поздно начать заново.
Сам я тоже немного другой – после иняза стал слышать и различать слова, и за смыслом стали скрываться ранее стоявшие на первом месте неосознанные эмоции и образность мелодий.
Сейчас, временами, создаю свою пока еще виртуальную систему - от полного осознания своей музыки настало время перейти к выбору системы–воплощения звука.
Осторожно взял попробовать Pro-Ject Debut Carbon – да, мой винил жив. Вот дали послушать срочно дешевеющие бронзы с начальным NADом – на удивление, звук живой, и я снова слышу музыку, на новых изданиях Sonny Rollins, Muse и Микэла Таривердиева.
Говорят, следующий уровень – на порядок дороже. Наверное, это как квантовые переходы – другой уровень невообразимо существует, и переход наверх неизбежно вероятен …
В своей же все еще воображаемой системе сопереживаю интервью с Аланом Шоу (spitfireaudio.com), где в шутку они считают свои системы a divorce-ware, чем-то вроде средства для развода, но и где есть фантастическая преданность реальности звука, и искреннее, через слово, absolutely amasing, facinating. Перечитываю заметки в Copper magazine Paul McGowan … - кажется, что иногда достаточным бывает лишь прикоснуться к миру больших систем.
Наверное, я уже почти точно знаю, как буду прослушивать свою музыку, и живу предвкушением своего нового большое звука.
